Владимир Зуев

Черные дыры

Трагикомедия в одном действии

Чёрная дыра — область в пространстве-времени, гравитационное притяжение которой настолько велико, что покинуть её не могут даже объекты, движущиеся со скоростью света.

Действующие лица:

ПЕТРОВИЧ (ПРОВОДНИК) — ученый, 60 лет

РАДИК — инвалид, радиолюбитель, 40 лет

ЛЮБА — вечно беременная баба лет 50

МИЛКА — продавщица, подруга Любы, лет 50

ВИКТОР КУЗЬМИЧ — представитель власти, 60 лет

СОКОЛОВА — журналистка, 25 лет

МАЙК — оператор, 30 лет

ЕВДОКИЯ КОНТ ТРЕТЬЯ (ДУСЯ) — контактер, экстрасенс, целительница и т.д., 50 лет

МАРСЕЛ — турист из Голландии, 40 лет

КОЛЯ — шофер Виктора Кузьмича, лет 40

ДЕНЬ

1

Сельский клуб. Одноэтажное строение с небольшими окнами, импровизированной сценой и лавками-рядами. На сцене деревянный стол. Вокруг стола прохаживается солидный мужчина в костюме, при галстуке. Набирает на мобильном номер, слушает, говорит.

МУЖЧИНА. Светочка, это Виктор Кузьмич. В смысле? Ты чего, лапуля? Своего заю не узнала?! Слушай, соедини меня с приемной губера. (Пауза.) На сотовый набирал, тишина, абонент вне зоны… Не знаю, как вечером, меня же в дыру эту заслали, в Черное. (За окнами металлический звон.) Говори громче, тут аборигены местные в рельс долбят, своих собирают! (Пауза.) Да знаю, сейчас я им устрою советскую власть! Не говори, дыра, колхоз “Светлый путь”! Чего там с приемной? Нет его?! Меня, значит, эту херь разбирать, а сам, поди, с телками в сауне! Про тёлок это не про тебя, лапуль! (Пауза.) Ты бы знала, как я хочу! Ты позванивай в приемную, как появится губер, сразу мне! (Пауза.) Ага… И я! Везде-везде! (Пауза.) И там тоже! Всю!

Мужчина убирает телефон, видит в дверях двух женщин лет 50, это Люба и Милка. У Любы большой живот, который она придерживает руками. Милка лузгает семечки. Стоят в дверях, смотрят.

ВИКТОР КУЗЬМИЧ. Вы чего стоите? Проходите, присаживайтесь. Раньше начнем — раньше кончим, так ведь? Все ж в этом заинтересованы, я надеюсь.

Женщины хихикают, проходят, садятся на задние лавки.

В клуб входят парень и девушка. Девушка с микрофоном, у парня на плече видеокамера с зажженным фонарем.

ДЕВУШКА. Кукушка кукушонку сшила капюшон, как в капюшоне он смешон. Что бы еще сказать вам, уважаемые зрители. Корабли лавировали, лавировали, да не вылавировали. Все, я готова, поехали. (Парень машет рукой.) Вот типичный сельский клуб. Глядя на его состояние, можно сделать вывод о состоянии российской деревни в целом. Нищета, темнота, мрак, и так повсеместно. Не все готовы молчать и прогибаться под власть, которой нет дела до ужаса современной российской деревни… Жители села Черное не из робкого десятка…

ВИКТОР КУЗЬМИЧ. Прекратите немедленно съемку, подойдите и представьтесь.

Молчание. Девушка обернулась, увидела Виктора Кузьмича, убирает микрофон в сумку. Парень выключил фонарь на камере.

ДЕВУШКА. Соколова Ирина, спецкор городского телеканала “Тайны плюс”, это мой оператор Майк. Где можно получить аккредитацию на пресс-конференцию?

Женщины смотрят на парня, шепчутся, хихикают.

ВИКТОР КУЗЬМИЧ (подходит к девушке). Откуда у вас информация, что я здесь? Вы на мэра работаете или на губернатора? Какой канал?

СОКОЛОВА. “Тайны плюс”, Виктор Кузьмич. Здравствуйте. Вы не помните меня? Мы снимали вас в прошлые выборы?!

ВИКТОР КУЗЬМИЧ (женщинам). Милые женщины, а где все? Народ вообще в курсе, что из области приехали? Что я тут у вас?!

ЛЮБА (гладит живот). Вы не кричите так, а то ребенок у меня пугается. А кто все-то? Мужики на северах, деньгу зашибают. Бабы по грибы да по ягоды в Дыру пошли. Петрович, Проводник который, козу доит. Радика вы видели. Сейчас он в рельсу подолбит, чтобы все знали, что ЧП у нас, и придет.

ВИКТОР КУЗЬМИЧ. Какое ЧП?

СОКОЛОВА. Виктор Кузьмич, мы же снимали вас, не помните?

МИЛКА. Так вы вот и есть чапэ. К нам же власть-то каждый день не того, не ездит… Последний раз в прошлом году только из центра были, за снегом приезжали на городок ледовый. Снегу-то у вас не того, не было, а у нас в Дыре завались. Вы чего к нам, не зима вроде?!

СОКОЛОВА. Виктор Кузьмич, мы же на выборах на вас работали, не помните?

Входит мужчина на костылях. У него больные ноги. Это Радик.

РАДИК. Звонил, как и положено, пять раз по минуте. У нас условная связь тут такая. Если 5 раз по минуте, значит, ЧП, пожар, покойник, наводнение, уголовники, ну и вы вот приехали…

ВИКТОР КУЗЬМИЧ. Все ясно, бардак тут у вас. Через сколько народ будет?! А председатель ваш вообще где, как его…

РАДИК. Олег Семенович который? Да он это, весной в Дыру пошел почки подлечить и пропал. Проводник, Петрович который, с мужиками искали его, да только болотники и нашли. Петрович их себе взял, теперь он вроде как за главного у нас. А вы чего приехали-то, случилось чего у вас там?

ВИКТОР КУЗЬМИЧ. Да это у вас тут случилось…

СОКОЛОВА. Виктор Кузьмич, может, вы введете нас в курс дела, коротенько… Ну мини пресс-релизик?

ВИКТОР КУЗЬМИЧ. Я вам введу! Так введу, дальше некуда! Мы еще предстоит разговор с вашим начальством и с вами!

ЛЮБА. Может, я пойду пока, у нас с дитем мертвый час по расписанию… Сколь времени-то?

МАЙК. Обед, наверное. Тут у вас где-нибудь можно перекусить?

МИЛКА. Да хоть где! В магазине затарился и жуй, где понравилось, природа! Я тоже тогда пойду, у меня законный обеденный перерыв кончается, а я тута вон сижу, а могла бы домой…

ВИКТОР КУЗЬМИЧ. Бардак! Где этот ваш Петрович, который за главного? Может, сходить за ним?

РАДИК. Я сбегаю, конечно, но он, пока козу не подоит, не придет. Сбегать?

ЛЮДА. Давай, Радик, а то мертвый час скоро кончится, а мы не ели… (Милке.) Дай хоть семечек…

СОКОЛОВА (женщинам). У нас есть информация, что вы вышли в эфир и сделали сенсационное заявление. Это правда?

МИЛКА. Кто?!

СОКОЛОВА. Вы…

МИЛКА. Я?! А на кой оно мне?! Любка, ты заявляла?

ВИКТОР КУЗЬМИЧ. Откуда информация?

СОКОЛОВА. Из интернета. Российский информационный портал со ссылкой на зарубежные интернет-ресурсы сообщает то-то и то-то… Сотни ссылок по теме! Завтра тут будут толпы журналистов и наших, и западных!

ЛЮБА. Милка, про нас говорят, нет?! Я не пойму, мертвый час у меня…

ВИКТОР КУЗЬМИЧ. Интернет, значит, ресурсы, ссылки…

МИЛКА. Да это Радик, поди, спьяну ляпнул, он же похмельный сегодня, с утра бутылку у меня в магазине брал… Радик у нас этот, как его, радиолюбитель. Включает нам в громкоговоритель “Голос свободы” и эту, как ее, Любка… “Дачник-эфэм”, там хорошие песни. А “Голос” этот — болтовня сплошная, ее только Петрович и слушает.

Виктор Кузьмич набирает номер на телефоне.

ВИКТОР КУЗЬМИЧ. Светлана, добрый день. Соедините меня с начальником УВД области. Да, я это… (Пауза.) Да не до этого мне… Срочно звони! Они обещали приехать сюда, в Черное… (Пауза.) Что и что?! Ну, нет их до сих пор! Тогда зама вызванивай и пусть мне срочно! Не до шуток, Светлана, тут уже журналисты с городского канала, а мы проблему так и решили. (Соколовой.) Какой канал?

СОКОЛОВА. “Тайны плюс”…

Входит Радик и мужчина лет 60 в телогрейке и болотных сапогах.

ВИКТОР КУЗЬМИЧ. “Тайны плюс”. Свяжись с их начальством, пусть срочно звонят мне. Губернатор не появился? Ищи, что хочешь делай… Все, некогда мне… И я…

Люба и Мила встают. Вслед за ними поднимаются журналисты. Петрович идет к Виктору Кузьмичу.

ПЕТРОВИЧ (вытирает руку о фуфайку, протягивает Виктору Кузьмичу). Иванов Игорь Петрович, ученый. Можно Петрович или Проводник, как вам будет угодно.

ВИКТОР КУЗЬМИЧ (пожимает руку). Виктор Кузьмич, заместитель губернатора по непознанному. Мне сказали, что вы тут главный, так?

ПЕТРОВИЧ. У вас что-то случилось?

ВИКТОР КУЗЬМИЧ. Да уж, случилось. Сегодня ночью в радиоэфире сообщили, что деревня Черное объявляет о своей независимости? Это нормально? Вы вообще в курсе?

ПЕТРОВИЧ. Да, я обращался ко всему мыслящему населению Земли с этим заявлением и что? Благодаря Радику мою речь слышали в разных странах. Ну, а дальше, я думаю, все развивалось в геометрической прогрессии. Интернет сделал свое дело, и вот, наконец, вы здесь. А завтра здесь будет мировая общественность, ученые, журналисты…

СОКОЛОВА (вынимает микрофон). Мы уже здесь, вы можете сделать заявление…

ВИКТОР КУЗЬМИЧ. Тихо мне тут! Журналисты тут будут, общественность! ОМОН тут будет и СПЕЦНАЗ, и уже сегодня будут! Независимость?! Вот так просто?! Мыслящему населению заявление! В геометрической прогрессии? Нормально, нет?! Привет, маразм! Деревня Черное, край географии, и на тебе — независимость! Вы тут совсем мозги пропили или где?!

ЛЮБА (гладит живот). Да не кричите вы, я ж говорила, ребенок пугается. Мертвый час у нас, а вы тут СПЕЦНАЗ, ОМОН, да кому мы тут на фиг!

МИЛКА. Точно! Вот вы же к нам просто так-то не сунетесь, только когда петух в сидячее место заклюет до смерти, тогда к нам. То за снегом, то за разборками! Ну, объявили и объявили, вам-то чего так телепает?! Чего хотим, то и того, ясно?!

ВИКТОР КУЗЬМИЧ (Соколовой). Вы случайно не снимаете наши прения?

МАЙК. Я вообще камеру не выключаю никогда, профессиональная деформация у меня такая, все снимаю.

ВИКТОР КУЗЬМИЧ. Приложим к материалам дела… (Достает сотовый, набирает номер.) Это снова я. Нет, вечером не получится. Потому что! Что там с ментами, едут? Какая, в попу, авария, какой, в попу, лесовоз? Вы чего там, охренели все? Алло, алло! (Снова набирает номер.)

РАДИК. В Москве четырнадцать часов, в селе Черное четыре часа ровно. Можете не пытаться, до восьми вечера связи не будет. Проверено. Аномалия у нас тут такая. Может, Дыра чего излучает, мы не вникали, но с четырех до восьми связи нет, никакой, даже у меня передатчик не работает.

ВИКТОР КУЗЬМИЧ. Ну, это мы сейчас выясним. Радик, позовите моего шофера, он в машине должен быть.

ПЕТРОВИЧ. Он в сторону Дыры ушел, я видел.

ВИКТОР ПЕТРОВИЧ. В смысле, в сторону Дыры? Да вы чего тут все?!

МИЛКА. Петрович, пойду я, еды принесу из магазина, перекусим чутка… Народ с дороги, да и мы не жравши.

ВИКТОР КУЗЬМИЧ. Может, в рельс подолбить? (Смотрит на телефон.) Нет зоны покрытия.

РАДИК. Я ж говорю, Дыра действует! А в рельс подолбим, только поедим сначала.

СОКОЛОВА. А можно мы с вами сходим? Натуру подснимем, может, интервью у кого возьмем. Пойдем, Майкл.

ПЕТРОВИЧ. Только от Любы с Милой ни на шаг.

МИЛКА. Петрович, водки принести или закусить только?

ПЕТРОВИЧ. Минералки возьми.

Милка и Люба, Соколова и Майк уходят. Молчание.

ВИКТОР КУЗЬМИЧ. Душно как. Дышать прямо нечем! Окна можно открыть?

РАДИК. Не поможет. Из Дыры гроза на нас идет, у меня ноги болят, даже к метеорологам не ходи, двести процентов.

ПЕТРОВИЧ. Виктор Кузьмич, вы зря злитесь. У вас же вегето-сосудистая дистония. Выброс адреналина, паника, страх смерти, боли в области сердца, потливость. Так?

ВИКТОР КУЗЬМИЧ (смотрит на мобильник). Бардак какой, невозможно работать. Как вас по отчеству?

ПЕТРОВИЧ. Петрович.

ВИКТОР КУЗЬМИЧ. Ну, я в смысле имя какое.

ПЕТРОВИЧ. Игорь.

ВИКТОР КУЗЬМИЧ. Игорь Петрович, давайте не будем лялякать. Пока время есть до приезда силовиков, напишите объяснительную по поводу своих действий. Зачем, почему, какие цели преследовали, кто надоумил. Они все равно заставят вас писать, давайте уже решим все и по домам. Духота какая…

Вынул из портфеля бумагу и ручку, подал Петровичу. Снял пиджак, ослабил галстук, сел на лавку.

ПЕТРОВИЧ. Не успею написать. Идет кто-то…

ВИКТОР КУЗЬМИЧ. В смысле?

ПЕТРОВИЧ. Сюда идет… женщина…

Слышно громкий женский голос. Сначала неразборчиво, потом все отчетливей слышится текст, который произносится на манер лозунгов на демонстрациях. Мужчины замерли, смотрят на дверь.

ЖЕНЩИНА. Угол отражение начинает раздвигаться до ста восьмидесяти. Вариация тридцати шести гораздо подвижнее.

В дверях появляется женщина лет 50 странного вида. На голове металлический обруч с проволочными антеннами, в руках г-образно согнутые вязальные спицы. Женщина замотана в индийское сари, босая. Через плечо надета большая холщовая сумка.

ЖЕНЩИНА. С перебросом фокусов по всей радужке прочитаем мир, будем радостны. При наличии петельки невозможно все стрелки разомкнуть.

Женщина кланяется, говорит Виктору Кузьмичу.

ЖЕНЩИНА. Твой холод — вход в Мозговые. Как ты войдешь, как будешь открывать, подскажет Мандала. Где проживешь, как выйдешь вспять, подскажет Мандала. А на Космических Часах вход — Огонь. Задача отцовства — все двери открывать, а материнства — все двери закрывать.

ВИКТОР КУЗЬМИЧ. Что, простите?! (Петровичу.) Что она несет? (Женщине.) Вы кто?

ЖЕНЩИНА. Если информополе Земли устроено по восьмеричной структуре мебиусных лент, так и идет перетаскивание информации. Поэтому мамы у нас — самые земные существа, благодаря кому мы приземлились сюда. А пап мы поздравляем 23-го февраля потому, что 23-я хромосома — мужская. С праздником, мужчина! Настоящий мужчина ищет настоящую женщину, и они вместе начинают упадать и начинают отражаться до тех пор, пока снова не выйдут и не соединятся. Я пришла.

Встает на колени перед Виктором Кузьмичом. Молчание. Женщина начинает шепотом проговаривать ритмованный текст, вращает головой.

ЖЕНЩИНА. Я оживу,  вы только капельку живой воды  мне выдайте. Я  воспарю, вы только перышко судьбы огня мне выдайте. Я воспою, вы только зарево мелодий дня мне выдайте. Я воскрешу заблудших всех. И научу их оживать, и воспевать, и воспарять.

ПЕТРОВИЧ (Виктору Кузьмичу). Такое бывает, сейчас пройдет, не обращайте внимания.

РАДИК. Тут много таких шарашится. Сходят в Дыру, головой тронутся и к нам на огонек забредают.

ВИКТОР КУЗЬМИЧ. Она не опасна? У нее спицы в руках, вы видели?

ПЕТРОВИЧ. Это биорамки, приборы для выявления геопатогенных зон, замеров биополя и так далее…

ВИКТОР КУЗЬМИЧ. Вы это серьезно сейчас, про поле, про зоны… Не опасно это?

Петрович трижды перекрестил женщину. Вращение головой прекратилось, женщина встала, удивленно смотрит на мужчин.

ЖЕНЩИНА. Где я? Что происходит? Кто вы такие? Что вам нужно?

ВИКТОР КУЗЬМИЧ. Представьтесь, пожалуйста.

Женщина смотрит на Петровича, Петрович кивает ей.

ЖЕНЩИНА. Евдокия Конт Третья. Конт — сокращенное от контактер. Я экстрасенс, целительница и контактер в третьем поколении. Можно просто Дуся. Где я? Кто вы такие? Я вас не знаю.

ПЕТРОВИЧ. Вы в сельском клубе. Вам здесь не причинят зла. Присаживайтесь.

ДУСЯ. Кто вы, едрена Мандала? Вы люди? Со мной что-то было, как я здесь?

РАДИК. Самые что ни на есть человеки! Можете потрогать, если не верите!

ВИКТОР КУЗЬМИЧ. Ладно, вы забавляйтесь, я пошел водителя искать.

Взял пиджак, пошел. Дуся закрыла глаза, замотала головой, кричит.

ДУСЯ. Стоять на месте, дышать ровно, повторять за мной! Расчленение наших скафандров происходит через холодность твою и прочтению лучей моих не поддается. Радугами расходятся слова, и создаются входы для детей наших.

ВИКТОР КУЗЬМИЧ. Чего?!

ПЕТРОВИЧ. Вы зря уходите. Она вас в покое не оставит, будет за вами хвостом бродить и бред этот нести, пока вы не дадите ей то, за чем она пришла.

ВИКТОР КУЗЬМИЧ. Сейчас силовики приедут и такую клоунаду вам тут забубенят, мало не покажется! Вы мне за каждое слово свое ответите. Не забывайте, что я замгубернатора по непознанному и нахожусь тут при исполнении, а не так…

РАДИК. Петрович прав, не ходите, тут целее будете. Здесь вы под присмотром вроде, а там мало ли кого встретите и все. Они (кивает на Дусю) не спросят, кто вы и чего…

Снаружи слышится гул, он все нарастает и нарастает. Ничего не слышно. Кажется, что это реактивный самолет, пролетая над клубом, завис и наблюдает. Все зажали ладонями уши, что-то кричат друг другу. Звук резко исчез, молчание.

ВИКТОР КУЗЬМИЧ. Что это было?

ДУСЯ. Вспомнила. Я приехала в Дыру, искать Мандалу.

РАДИК. Это “тарелка” зависала, а может, “гантеля” или еще какая хрень энлэошная. Они всегда в “мертвый час” лётают.

ПЕТРОВИЧ. Дыра — одна из самых сильных аномальных зон на планете, а вы тут хотите туристический курорт сделать. Надо сюда ученых, специалистов. Тут и без вашего курорта хватает таких товарищей. Это же ваш проект, “Аномальный туризм”, или я ошибаюсь?

ДУСЯ. Мужики, вы кто?

РАДИК. Очнулась вроде барышня. Местные мы, а это начальство вот приехало.

ВИКТОР ПЕТРОВИЧ. Проект одобрен на самом высоком уровне и вскоре заработает. Вы даже не представляете себе, какие это деньги и связи. Как дети малые, ляпнули по радио о независимости и ждете реакции мировой общественности. Я вас всех оптом сейчас увезу в город и закрою на пятнадцать суток, а здесь оцепление выставлю войсковое или милицейское. Кстати, специалисты уже выдали информацию в Интернете, что это пьяная выходка радиохулиганов. Вот, собственно, и все, сушите сухари.

ДУСЯ. Вы начальство? У меня будет к вам требование! Надо принять закон о признании ритмологии наукой. В школах и вузах ввести такой предмет. Примите, признаете, введете?

ВИКТОР КУЗЬМИЧ. Введу, дайте срок. Я вам так всем введу!

ДУСЯ. У меня еще есть соображения по политическому обустройству нашего государства, я могу поделиться. (Роется в сумке, извлекает объемистую тетрадь, листает.)

ПЕТРОВИЧ. Я охотно поеду, и если вы мне предоставите возможность, подискутирую с вами в прямом эфире на телевидении или на радио, но… Ваш шофер ушел, и что с ним — не известно. Силовики встали на дороге, потому что перевернулся лесовоз. Связи у них, как и у вас, нет. И вы у нас, так сказать, в гостях. Весомые аргументы, не так ли?

В клуб входят Милка, Соколова и Майк. Милка и Майк тащат пакеты с продуктами.

МИЛКА. Шофера вашего видели, он из багажника лопату достал и в Дыру убежал. Я кричала ему, что вы, мол, ждете. Он только рукой махнул, странный…

МАЙК. Вы видели это?

РАДИК. Это “тарелка” была или “гантеля”?

МАЙК. Гантеля, да, похоже… Я заснять хотел, а камера отключилась, здец, короче…

МИЛКА (смотрит на женщину). А ты кто такая взялась?

ДУСЯ. Евдокия Конт Третья. Конт — сокращенное от контактер. Я экстрасенс, целительница и контактер в третьем поколении. Можно просто Дуся. Кто вы такие? Что вам нужно? Я вас не знаю.

МИЛКА. Понятно, из Дыры пришла, жрать хочешь? Тогда иди и помогай. Мужики, тащите стол, лавки расставляйте. Ирка, ты в уголке присядь, не стой, пройдет у тебя сейчас. На нее это, волна от “гантели” так подействовала, столбняк.

ПЕТРОВИЧ. А Люба где?

МИЛКА. Так это к ней же хахаль-то прилетал. У него она, придет вечерком.

ВИКТОР КУЗЬМИЧ. Милая женщина, вы спиртного случайно не принесли?

МИЛА. Вам налить? Без водки не того, не догоняете нашей жизни? Сейчас накапаю, вы присели бы, а то от вас все равно пользы нет, мешаете только.

Виктор Кузьмич садится. Петрович и Майк ставят стол. Милка выкладывает из пакетов продукты, Дуся рассматривает их.

ДУСЯ. Если мы с вами едим гречку — нам надо познать закон пирамид, поскольку гречка имеет пирамидальную структуру. И хотя наши мозги не включились, мы уже этими пирамидами пропитываемся! Если хотите понять Россию — ешьте огурцы, а если хотите понять Индию — пейте молоко. Когда мы едим банан, мы “переизлучаем” Африку. Вы не принесли огурцов, мы же в России.

МИЛКА. Там, во втором пакете, слабосоленые. С прошлого года еще осталось.

ПЕТРОВИЧ. Значит, это снова к Любе? Давно его не было…

РАДИК. Ага, последний раз он по зиме был, вот живот-то и нарос. За дитем, видать, прилетел.

СОКОЛОВА. Что вы молчите, Виктор Кузьмич, вы верите во всю чушь эту?

МИЛКА. Идите к столу, готово все.

Все молча рассаживаются вокруг стола. Радик разливает водку в одноразовые стаканы. Виктор Петрович взял стакан, молча выпил.

РАДИК. Повторить? (Виктор Кузьмич кивает.) Это мы с радостью. Пейте, ешьте на здоровье, гости дорогие.

ДУСЯ. Вы заедайте, пожалуйста, мне еще много чего важного сказать вам есть…

ПЕТРОВИЧ (встает). Уважаемые гости, я, как временно исполняющий обязанности председателя, приветствую вас. Хорошо, что приехали. Я думаю, сегодняшний день мы проживем не зря и привнесем друг в друга много нового и полезного.

РАДИК. Хорошо сказал, Петрович. Прям как ночью, в обращении.

Все пьют, молча едят. Соколова выпила, смотрит на всех, тихо смеется. Все громче и громче, смех превращается в истерику.

СОКОЛОВА. НЛО, необъявленный визит! Капец! Баба беременная от гуманоида! Супер! Чего еще есть интересного? (Дусе.) Вы у нас кто будете? Котрактер?! Вы по каким контактам спец? У вас был секс с инопланетянином? И как оно? Они лучше наших? Или такие же козлы?

МИЛКА (Майку). Это водка на нее так действует или она всегда такая?

МАЙК. Да я и сам офигел… Сколько банкетов вместе, а такое первый раз наблюдаю. Может, еще водочки, Ира?

ВИКТОР КУЗЬМИЧ. Ну вот, нам еще массовой истерии тут не хватало. Девочка, за вами во сколько должны приехать?

СОКОЛОВА. Мальчик, тебе какая разница?! Мы вольные птицы, пора, брат, пора! Сиди, пей, жуй, ты же специалист в этом, я знаю, потом бы еще в сауну с телочками, ага? Я много чего знаю…

МАЙК. Ирка, помолчи, пожалуйста. Ты чего, в самом деле, разошлась тут?

МИЛКА. Сейчас исправим…

Милка отвесила Ире пощечину, тут же прижала к себе, гладит по голове. Соколова плачет. Молчание.

ДУСЯ. Мощно. Причины войн в том, что Сыны Неба не могут прокормить Дочерей Земли. И вообще, профессия военных — кармическая. Живут они, как большинство неразвитых — в голограмме, и к эволюции не способны.

МАЙК. Вы верите в карму?

ДУСЯ. Ты чего там сказала, кто недоразвитый тут?

ПЕТРОВИЧ. Мила, это она в другом смысле сказала, не про тебя это. Виктор Кузьмич, вам полегче уже или еще налить? Радик, давай еще по одной. Да не принимайте вы все так близко к сердцу, это ко всем относится. Ну да “гантели”, контактеры, ухажеры инопланетные. Бывает и так, вопрос в том, как к этому всему относиться. Так ведь оно? С вас тост, Виктор Кузьмич…

Виктор Кузьмич молча пьет, достает сотовый, долго смотрит, убирает.

РАДИК. До восьми часов можете вообще про него забыть. Давайте знаете за что выпьем? За независимость. Мы же зависимы тут все, кто от чего. Вот я, к примеру, когда в городе жил, без телевизора, сотового, компьютера и интернета не мог просто, а теперь даром не надо. Две зависимости осталось — водка да радио. Жили же раньше люди без всего этого, книги читали, в гости ходили, писали письма, чтобы позвонить, на переговорный пункт ходили…

МИЛКА. Пей уже, балабол, не микрофонь! (Соколовой.) Ну ты как, накапать маленько, примешь?

СОКОЛОВА. Я в порядке. Нам работать надо. У нас задание от канала, нам сенсация нужна.

РАДИК. Этого добра у нас завались. Сейчас поедим, попьем, и запишете все. Я продолжу мысль, если не против все… Теперь же как, если сотовый не отвечает, то все, паника, измена полнейшая! Как?! Чего?! Почему? Абонент вне зоны, абонент недоступен! Убили, под машину попал, утоп, с собой покончил. Ужас!

ВИКТОР КУЗЬМИЧ. Дожили, своих детей в космос отдаем. Самим не нужно уже?! Так получается? А мы для вас все условия, только рожайте и рожайте. Мы же для вас все, для России! Законы принимаем, надбавки, пенсии, пособия, стипендии вам разные! Не надо! А она вообще в курсе, что правительство за второго ребенка четверть миллиона дает! Четверть миллиона! Это же тут, у вас, в Дыре, до конца жизни может жить и детей растить! Это же у нее не первый ребенок?!

МИЛКА. Пятый вроде. У нее, как Мишка-то утоп по пьянке лет пять назад, этот гуманоид и завелся. Прилетает, спит с ней, она потом вынашивает. Все как положено — песни дитю поет, сказки рассказывает. Потом срок приходит, хахаль прилетает и забирает ребеночка.

ВИКТОР КУЗЬМИЧ. Радик, налей мне полную и все, надо в город ехать. Хватит с меня, пусть другие с вами разбираются. У меня сердце, возраст. Кто-нибудь водит машину?

МИЛКА. Так выпившие все уже! Пьяный за рулем — преступник, мама дорогая! Так, по деревне проехаться можно, а на трассу, ну его к ляху. Придет, поди, уже шофер ваш. Он чего с лопатой-то убежал?

ВИКТОР КУЗЬМИЧ (Петровичу). Петрович, можно на пару слов?

Встали из-за стола, отошли. Остальные молчат, прислушиваются.

ВИКТОР КУЗЬМИЧ. Петрович, мне это, отойти надо. У вас где тут удобства? Невмоготу уже, лопну скоро.

ПЕТРОВИЧ. Так за клуб зайдите и все. Чего далеко ходить. Вам же по малой нужде?

ВИКТОР КУЗЬМИЧ. За угол, за клуб? А может, туалет где рядом есть?

ПЕТРОВИЧ. Давайте за угол, а то не добежите до нужника, далеко он… Проводить вас?

Виктор Кузьмич убегает. Все смотрят на Петровича.

ДУСЯ. Куда он? Я следом пойду. Мудрая Тортилла продолжает свое неспешное шествие в сторону Мандалы. Нам нужно соединиться с ним!

МИЛКА. Успеешь, воссоединишься еще. Петрович, иди к столу, выпьем еще. Ты же видел, какой он напуганный, не денется никуда от нас…

Петрович садится за стол, Радик разливает. Все выпивают. Петрович что-то говорит на ухо Радику, потом Милке.

ВЕЧЕР

2

Улица. Виктор Кузьмич уперся головой в стену клуба.

ВИКТОР КУЗЬМИЧ. Пойди не знаю куда, принеси не знаю что! В гостях у сказки! Передача “Очевидное — невероятное”! Связи нет, ментов нет, шофер в Дыру ушел и пропал, я набрался уже… Дела…

К Виктору Кузьмичу подходит мужчина. У него длинные волосы, на голове тесемка. Одет в яркую куртку, рваные джинсы и кеды, за спиной большой рюкзак, в углу рта папироса. Мужчина молча встает рядом, расстегивает ширинку, справляет нужду, улыбается.

МУЖЧИНА. Хорошо в Россия. Привет! Марсел!

ВИКТОР КУЗЬМИЧ. Ты-то еще кто?! Тоже из Дыры пришел? Мандалу ищешь?

МАРСЕЛ. Дыра хорошо! Папироса пых-пых хорошо! Россия хорошо!

Виктор Кузьмич отошел от стены. Смотрит на Марсела, шатается.

Марсел сделал свое дело, повернулся к Виктору Кузьмичу, застегивает штаны, улыбается.

ВИКТОР КУЗЬМИЧ. Ты иностранец или мне кажется? (Протягивает руку.) Виктор Кузьмич, замгубернатора по непознанному, можно просто — Виктор.

МАРСЕЛ. Марсел. Голландия. Амстердам хорошо, Россия еще хорошо!

ВИКТОР. Ты руку-то пожми мне, и пойдем в клуб.

МАРСЕЛ (снимает рюкзак, роется в нем). У нас потом руки мыть.

ВИКТОР. Юмор, анекдот! Пойдем уже.

МАРСЕЛ. Анекдот хорошо! Руки мыть хорошо. (Вынул канистру с водой, протягивает Виктору.) Вода хорошо! (Виктор льет, Марсел моет руки, улыбается.) Ты мыть?

Виктор кивает, Марсел льет воду. Протягивает полотенце, потом свою руку.

МАРСЕЛ. Марсел! Ты Виктор! Виктория! Победа! Так?! Хорошо?!

ВИКТОР. Виктория — это баба, я Виктор! Победитель! Понял, хорошо?!

МАРСЕЛ. Хочешь пых-пых, совсем хорошо стать!

ВИКТОР. Не курю я, здоровье не то! Врачи говорят, плохо это…

МАРСЕЛ. Курить плохо, пить хорошо! Так?

ВИКТОР. Я вот много иностранцев видел, но из Голландии первый раз. Ты у нас как тут оказался? Давай, садись, поговорим. (Садится на землю, Марсел рядом.) Ты только посмотри, какая красотища у нас. У вас, поди, нет там такого!

МАРСЕЛ. Хорошо.

ВИКТОР. А мы с вами давно дружим, еще с царя нашего Петра Первого! Знаешь такого?

МАРСЕЛ. Петр строить флот, хорошо!

ВИКТОР. Ну, давай, что ли, свою папироску, покурим да пойдем уже.

МАРСЕЛ (раскуривает папиросу). Я тебя уважать, пых-пых, друг! (Затягивается, отдает папиросу Виктору, улыбается.) Паровоз хорошо, будешь?!

ВИКТОР (курит). Да, у нас железные дороги не то что в Голландии! От Москвы до Владивостока неделю ехать! Семь дней, тудух-тудух-тудух-тудух, ту-ту! Семь дней, а словно целая жизнь! Через всю Россию, кого только не встретишь в дороге! Тудух-тудух-тудух-тудух, ту-ту!

МАРСЕЛ (смеется). Пых-пых!

ВИКТОР (смеется). Тудух-тудух…

Они то вместе, то по очереди произносят “пых-пых”, “тудух-тудух”, смеются.

ВИКТОР. Я еще с утра не мог себе представить, что буду вот так запросто в дорогом костюме сидеть на земле вместе с голландцем, курить одну сигарету, глядеть на небо и радоваться! Эх… (Поет.) Наш паровоз вперед лети, в коммуне остановка, другого нет у нас пути, у нас в руках винтовка…

МАРСЕЛ. Хорошо, друг…

ВИКТОР. Марсел, побожись, что ты не шпион! Я серьезно сейчас! Я не шучу! А то у нас тут вокруг секретные военные базы, аэродромы, ракетные шахты! Божись!

МАРСЕЛ (без всякого акцента). Божусь, друг! Гадом буду! Зуб даю, отвечаю за базар! Я вообще против войны, я пацифист, я даже от армии откосил! Вот даже значок на груди ношу, смотри! (Показывает знак, целует его.) Солнечному миру — да-да-да! Ядерному взрыву — нет-нет-нет! Нет войне — даешь рок-н-ролл! Веришь, друг?

ВИКТОР. Верю! (Обмениваются рукопожатиями.) Вот ты побожился, и я верю теперь. Я вообще атеист, родители воспитали так. Был пионером, комсомольцем, так и пошел по партийной линии. Вот так. (Виктор Петрович лег, руки сложил под головой, глаза закрыл.) Сейчас вновь в партии! Как у нас говорят, на боевом посту! У руля! Ты беспартийный? Ты не шути с этим, иди к нам! Наше дело правое, мы победим!

МАРСЕЛ. Хорошо! (Завязывает рюкзак, встает, уходит.)

ВИКТОР. У меня там в портфеле есть бланки заявлений, заполнишь потом! Мы рассмотрим твою кандидатуру, если ничего компрометирующего тебя нет, примем! Если что, я словечко замолвлю. Со мной считаются, да… Ты слышишь?! Я там шишка! Замгубернатора по социальной политике! Не так себе! Ты чего молчишь?

Открыл глаза, сел, смотрит по сторонам. Сложил руки рупором, кричит в сторону леса.

ВИКТОР. Марсел! Ты где! Марсел, друг! А как же я?! Марсел! (Пауза.) Я посплю пока, ты приходи, я здесь, если что…

Лег на землю, закрыл глаза. Со стороны леса слышится “Россия хорошо. Пых-пых, пых-пых”! Виктор Кузьмич улыбается и повторяет: “Тудух-тудух, тудух-тудух, тудух-тудух”, засыпает.

Мимо проходит мужик с лопатой. Тащит за спиной тяжелый мешок. Проходит мимо, не замечая спящего, исчезает.

3.

Сельский клуб. Над столом горит тусклая лампочка. За столом Мила, Люба и Соколова. Рядом со столом на сдвинутых лавках похрапывает Виктор Кузьмич. Рядом с ним на полу сидит Дуся, держит его за руку, чего-то шепчет. Майк устанавливает камеру на штатив.

СОКОЛОВА. Люба, вы, главное, не стесняйтесь, держитесь в кадре естественно и непринужденно. Договорились?

ЛЮБА. Милка, налей мне для храбрости, а то у меня сегодня сплошные стрессы для организма. Вот еще Радик с Петровичем по темноте в Дыру пошли. Чего этого шофера искать?! Сам ушел, сам придет. Ты будешь, Ирка?

СОКОЛОВА. Мне ж работать еще, вы пейте уже, и начнем. Ты готов, Майк!

МАЙК. Я завсегда, у меня же профессиональная деформация. (Включает свет на камере, направляет объектив на Любу.) Поехали…

СОКОЛОВА. Начнем. Вы что-то хотели рассказать нам, представьтесь, пожалуйста.

ЛЮБА. Я — Люба. По паспорту Любовь Владимировна. Фамилия по мужу Тихонова, девичья — Бут. Родилась 22 апреля, в день рождения Владимира Ильича Ленина…

ДУСЯ. Сейчас по-разному говорят про Ленина. А если представить на мгновение, что его мыслительная энергия не была бы постоянно велика, то половина из нас оказалась бы неграмотной и до сих пор бы знала только крестики. (Майк выключил фонарь на камере.) Эта мыслительная энергия с трудом устоялась на Земле. Отсюда и пошли перегибы. Рядом с ним не оказалось людей, которые понимали бы эволюцию человечества.

МИЛКА. Ты сиди тихо там, на ушко вон шепчи товарищу своему, а нам не мешай тут! Тут трагедия у бабы! Не жизнь, а кино, прям “Судьба человека”! Поняла, нет?!

МАЙК. Давайте со слов про Ленина…

ЛЮБА. Я родилась в день рождения Ленина, 22 апреля…

ДУСЯ (скороговоркой). Когда Ленин переизлучил время, он очень четко работал в нужных точках. Допустим, было переизлучение: Ленин в шалаше, Ленин в Шушенском. Там было четкое временное выстраивание, там он писал свои научные работы, он аккумулировал свою мыслительную энергию. Потом он стал растекаться по пространству насколько хватило сил, и стал переизлучать пространство… (Милка встала, Дуся замолчала, закрыла руками голову, Милка постояла и села.) Благодаря тому, что Ленин очень раскрутил время для русского народа, раскрутил настолько этот циферблат, что остальным было хорошо и весело вращаться за счет этого циферблата… Вам меня не заткнуть! Правда восторжествует!

Дуся легла на пол, руками закрыла голову. Милка встала, перешагнула через лавку, Люба тянет ее за юбку. Громко заиграла музыка, все ищут источник звука. Дуся вытаскивает из брючного кармана Виктора Кузьмича мобильный телефон, протягивает его Миле. Мила долго смотрит на экран, шумно выдыхает, нажимает кнопку.

МИЛА. Говорите, пожалуйста. (Пауза.) Это Милка, Мила с вами разговаривает. (Пауза.) Что значит, какая Милка?! А вы-то кто? Чего звоните-то? (Пауза.) А, вон чего… А он того, спит. Чего передать? Не, будить бесполезно, он выпил крепко. В смысле как выпил?! Взял и выпил, он чего, не мужик, что ли?! Имеет право, у него работа нервная… Чего сказать? Где-где, в Караганде! В клубе у нас на лавках спит! Чего? Адрес? Да пожалуйста, мама дорогая, мне не жалко, записывайте. Село Черное… Улица и номер дома? Да он не на улице, особнячком стоит на пригорке, увидите, прям у леса. Вы с какой стороны пойдете, если со стороны кладбища, по правую руку будет. Ага, поняла, ждем! (Смотрит на телефон.) Баба звонила, жена может? Для жены голос слишком молодой. (Протягивает Дусе телефон.) На место положь. Короче, слушай сюда, если ты еще хоть слово вякнешь, пока подруга моя будет жизнь свою рассказывать, я тебя ушарашу! Поняла, марксистка-ленинистка?

ДУСЯ. Поняла. Я закончу, пока вы не начали. Все эти люди типа Ленина, Маркса, Энгельса, Сталина, Рериха делали свое дело и знали, что они делают. И запомните, что седьмая раса на Земле — снова будет почковаться…

МИЛКА. Я с тебя фигею, Дуся! У тебя в голове такая компостная куча, мама дорогая!

МАЙК. Давайте снимем уже и расслабимся. Готовы? После дня рождения… Поехали.

ЛЮБА. Я закончила школу на хорошо и отлично. Потом вышла замуж за мужа моего покойного Михаила, Мишу, Мишеньку. Жили мы хорошо, он работал шофером, я шила на дому. Я до замужества закончила курсы кройки и шитья, шила вот… Людям нравилось, заказы были. Мы с Мишей детей хотели, не получалось у нас. И вот как-то пришли две женщины ко мне, говорят, мол, прослышали, что я шью хорошо, и решили заказать себе одежду. Показали рисунок, я смотрю, а это ряса поповская. Ну, я говорю, пошью, приходите через пару дней, они задаток хороший дали. Я сшила, они довольны, а меня любопытство разбирает, зачем им рясы-то?! Ну, они позвали меня в ДК местный, там у них церковь была, как оказалось. Пришла, все радостные, улыбаются все, говорят: “сестра пришла, аллилуйя”. Потом давай расспрашивать, какие у меня проблемы в жизни, чего хотела бы у Бога попросить. Я и сказала им про детей. Главный их отвел меня в сторонку и спросил, много ли украшений и денег в доме держим. Ну я все и выложила ему. Он долго чего-то говорил мне, я как спала будто, потом сходила домой, собрала все и к ним принесла. Он обрадовался, дал мне книжечку и сказал: “иди, сестра, с миром, читай наше писание, и воздастся тебе за дары твои. Я пришла и уснула, как в тумане все. Меня Миша разбудил, увидел, что все шкатулки и тайники открыты, что, куда, зачем? Кричит на меня, матюгами ругается. Ну, я рассказала ему, что помнила, он в церковь, разгромил там все, главного избил. Чтобы не посадили его, мы квартиру продали, откупились. Мишке условку дали, на остатки дом в Черной купили, так и остались тут. Можно, я выпью? В горле пересохло, а дальше хуже будет.

Майк выключил фонарь, идет к столу, разливает. Дуся садится напротив Любы, смотрит в глаза.

ДУСЯ. Как женщина женщине, баба бабе, скажу тебе. Для того, чтобы пройти к Мандале, человек должен пройти за трое кольцевых врат.. Выучить определенные уроки — кольцо Плата Денег, Кольцо Великого Свечения, Кольцо Великого Сияния. Первое кольцо Прохода — Плат Денег, который регулирует предметные связи человека. Не сдав экзамен по деньгам, ни один человек никогда счастливым не станет. Поняла ли ты меня?!

МИЛКА. Слышь, заткнись, пожалуйста, я тебя как человек человека прошу, без тебя тошно! Выпей лучше! (Любе.) За тебя, подруга.

Все чокаются, пьют, едят. Звонит мобильный. Дуся извлекла его, отдала Милке.

МИЛКА. Говорите, я слушаю. Что? (Пауза.) Спит, как младенец! Кто, кто! Милка! Мы же говорили уже, забыла? (Пауза.) Как это, на карте нет? У нас тут речка еще большая протекает. Как клуб называется? Сельский клуб! (Молчание.) Теперь ты меня послушай! Мужик твой тут даром не нужен! Забирай когда хочешь! Чего? Ты кого овцой тупорылой назвала? Ты, сикуха сопливая! Да! Я по голосу бабу от сикухи могу отличить! Все! Не звони больше! Сама шалава! (Смотрит на телефон.) Вот сучка, трубку бросила! Наберите мне, чего там надо, сейчас я ей.

ЛЮБА. Дай я с ней поговорю! (Майк нажимает кнопки, отдает Любе.) Абонент не отвечает или временно не доступен…

МАЙК. Трубу выключила, испугалась, мышь!

Люба протягивает телефон Дусе, та пытается положить его в карман брюк. Виктор Кузьмич шевелится, громко говорит.

ВИКТОР КУЗЬМИЧ. Возьмите меня с собой, ну, пожалуйста, дяденьки. Что вам, жалко? Покатайте меня на своем корабле, я летать хочу. Я только туда и обратно…

Перевернулся на другой бок, захрапел. Дуся села рядом, гладит его по голове, что-то шепчет, улыбается.

ДУСЯ. По этой земле ходит существо, которое еще не оформлено, у которого есть только энергосгусток. Существо пытается в этом мире приобрести хоть какие-то размеры, приобрести хоть какую-то форму. На кого смотрит этот космический Чебурашка? На того, кто быстрее перемешается в пространстве, — на животных, и встает четыре конечности. Дальше он смотрит на растения, они очень близки к Солнцу, они могут питаться солнечной энергией. Наш Чебурашка выбирает прямую форму. Энергия идет сверху и доходит до самых его ступней. И наш Чебурашка, этот энергосгусток, пытается научиться тому, что есть в природе. И он научится…

Все смотрят на эту идиллию и улыбаются.

4.

На крылечке клуба сидят Петрович и Радик.

РАДИК. Чего дальше? Может, выпьем, а то зябко. Если заходить не хочешь, я вынесу.

ПЕТРОВИЧ. Звезда упала, успел загадать?

РАДИК. Вспомнил, у меня тут под крылечком заначка есть, с 9 мая еще лежит. Помнишь, тогда еще студенты из Дыры вышли, а у нас застолье, праздник. Мы их накормили, а они мне бутылку оставили на прощанье. Не помнишь, Петрович? (Молчание.) Ты все за завтрашний день думаешь, приедут или нет? Наплюй и разотри! Приедут, эти же приехали сегодня! Завтра другие приедут!

ПЕТРОВИЧ. Это ты в самую суть сказал, наплюй и разотри! Ты понимаешь, что все, финал, амба, крышка, конец?! Всем на всех наплевать. Они приехали каждый за своим, найдут и уедут. Забудут все. Дыра закроется скоро, ты заметил, что птицы появились, я зайцев видел. Если звери возвращаются, значит, закроется скоро. Они там не дураки, понимают, что наши с тобой обращения это так… Прав этот зам, что уже все решили и денег в это вложено уйма… Я знаю, город будет, я знаю, саду цвесть…

РАДИК. И чего делать теперь? Я как ты! Как скажешь, так и будет…

Радик ищет под крыльцом бутылку. Нашел, открыл, протягивает Петровичу. Петрович пьет, отдает Радику.

ПЕТРОВИЧ. Завтра все закончится, Радик. Думай сам, как дальше… Куда ж водитель этот делся. Ям нарыл кучу, костер жег. Как испарился…

РАДИК (пьет, закуривает). Меня в армии били все время, я вечный залетчик был. Всех из-за меня одного поднимали ночью, и пробежка или еще что. Вот и били. Ложусь спать и уснуть не могу. Глаза закрываю и вижу одну и ту же картину. Роем окоп, все роют хором, а я ушел подальше… Осень. Все серое. Серое небо. Земля серая. Грязь. Когда устаешь, и ложишься на спину, и смотришь на горизонт, границы неба и земли не видно. Страшно, когда нет границы. Меня с детства учили, что граница должна быть, и ты взрослеешь с этим. Ты знаешь, что по-другому быть не может и все у тебя в порядке. И вот границы нет, вообще нет… Страшно… Закрываю глаза. Кто-то идет, я слышу, как чавкает грязь. Я почему-то вычленил именно этот звук. Их несколько, идут ко мне, я чувствую. Я не буду открывать глаза, я не хочу смотреть на них… Куда ударят сначала, в спину или в голову? Ну?! Курят… Я стал курить в армии. Не от распущенности, просто так есть меньше хотелось. Ну?! Я напрягаю все тело и считаю, как в детстве, перед сном… Раз, да, три… Ну?! Бейте уже, я готов… И так почти каждую ночь…

ПЕТРОВИЧ. Ты не пробовал писать? Попробуй, мне кажется, получится у тебя. Когда все закончится, напиши про нас, про Дыру, про Милу с Любой… Обещаешь? Может, к этому больше интереса будет, чем к моим записям. Кстати, можешь их вставить, они все равно без дела лежат. Подумай, Радик.

По кромке леса в темноте кто-то идет. Слышно, как трещат ветки под ногами, и повторяющееся фразы: “Пых-пых, пых-пых, тудух-тудух, тудух-тудух”. Звук удаляется и исчезает.

НОЧЬ

5.

Сельский клуб. За столом Мила, Петрович, Радик. На лавках, обнявшись, спят Виктор Петрович и Дуся. Соколова держит микрофон, Люба говорит в него, Майк снимает.

ЛЮБА. Так и жили… Миша пить много стал, иногда меня колотил. Я все шила и не могла забеременеть. Мужики настраивали его, что я, мол, виновата во всем, брось, найди другую, нормальную. И как-то раз, когда он снова руку поднял, я ему и выпалила, мол, может, ты не можешь? Не всех же собак на меня вешать, правильно?! Он напился, пошел купаться и утоп совсем. Как хоронила, не помню, в тумане все. (Взяла стакан, выпила.) Как-то раз пошла с бабами в Дыру по грибы. Сапоги вон у Милки взяла, мои совсем худые были, ну и ногу натерла до крови. Бабы-то мне: давай домой пошли, а я им: идите, мол, догоню. Сижу себе одна, реву, вспоминаю чего-то. Тут свет яркий надо мной. Смотрю, “тарелка” висит. И из нее существо в скафандре ко мне спускается и говорит Мишиным голосом, мол, это я, муж твой, только я теперь выгляжу по-дурацки. Я, говорит, обследовался тут, это из-за меня у нас детей не было. Но тут, говорит, медицина хорошая, и здоров я теперь, пойдем, мол, детей делать. Я реву, голос пропал. Он меня с собой на тарелку поднял, там у них как в больнице, все белое и свет яркий. Ну и случилось у нас все. Проснулась дома на кровати. А через пару недель поняла, что беременная я. Вот так уже почти пять лет и живем с ним. Деток только своих не видела, он их туда забирает. Мы, говорит, теперь разной природы, а в детях отцовский ген сильнее, чем мамкин. Мол, нельзя им тут. Он заберет меня к себе, когда я умру, и дети, говорит, ждут меня. Там уже смерти не будет, там навсегда жизнь одна. Вот такая я счастливая женщина… Можно я еще скажу? Женщины, не отчаивайтесь, если что не так у вас. Все бывает, я знаю…

МАЙК (выключает фонарь). Стоп, снято, а давайте выпьем!

МИЛКА. Слушай, подруга, а ты чего мне не говорила, что Мишка это?! Я-то думала, ну энлэо и того, и ладно… А если Мишка это, то это же мама дорогая!

РАДИК (разливает). И мы не знали…

СОКОЛОВА. Я такую им сенсацию сделаю… Вот это любовь, это я понимаю… Любка, ты такая, такая, у меня прямо слова все кончились, я чуть не разрыдалась. Я тебе адрес напишу, будешь в городе, заезжай, живи, сколько хочешь.

МИЛКА. Давайте, выпьем уже, а то того, еще сама разревусь…

Пьют, едят, молчание.

СОКОЛОВА. Мила, а вы местная? Здесь родились?

РАДИК. Она еще позже меня сюда прикатила. Я в начале 90-х от бандюков сюда сбежал, тут дом дедовский был. Нашли как-то, битами ноги переломали, я думал, убьют, Петрович вон спас, вышел с ружьем, подстрелил ногу одному. Не показывались больше, а ноги так и срослись неправильно, вот с костылями и шкандыбаю. Мы все не местные…

МИЛКА. Ну и балабол же ты, Радик, хуже бабы. Петрович, вы пока отсутствовали, начальнику баба какая-то нервная названивала, приехать за ним хотела, адрес записывала.

ЛЮБА. Милка ее знатно отбрила, та даже телефон выключила.

ПЕТРОВИЧ. К обеду приедут за ним, поди, проспится уже.

ДУСЯ (села, глаза закрыты, вращает головой). Бесследно исчезнет все сосущее, смердящее, совокупляющееся, страшащееся, снижающее значимость эры грядущей. Единивший ежом иглы ел ели кармический хвостик цепляется за ижицу. Индиго исходит из зерен инжира искусственным источником израильского иврита инеем-инеем-инеем… Гальку сладкую глотать горько, горькую сладко, алкоголю бой.

ПЕТРОВИЧ. Уймись уже! (Трижды крестит Дусю, она ложится, храпит.) Бедная, кто ж тебя так… Знали бы вы, господа журналисты, сколько народищу тут умом тронулось, я боюсь предположить цифру. Это же как снежный ком, один побывал, рассказал другому, тот приехал и друзей привез и так без конца…

СОКОЛОВА. Так зачем тогда независимость? Может, закрыть ее, Дыру эту, заборы поставить, ну я не знаю, чего еще придумать.

ПЕТРОВИЧ. Да и я про это. Почти пятнадцать лет пытаюсь их хоть как-то расшевелить. Они, только когда все в городе поделили, про нас вспомнили. Там-то уже чего делить?! А тут раз народ едет, а давайте курорт! Первый в мире аномальный заповедник “Дыра Черная”, в программе летающие “тарелки”, гуманоиды, снежные люди и дальше по прайсу… Вот я и решил, что, может быть, хоть спецслужбы наши радиоэфир прослушивают, и не ошибся. Как результат — вы и замгубернатора по непознанному.

МАЙК. И чего в результате? Он пьяный дрыхнет, мы только Любу записали.

Стук в дверь, все смотрят на вход. В дверном проеме появляется длинноволосый мужчина с папиросой в зубах. На нем яркая куртка, рваные джинсы, на ногах кеды. На голове у мужчины зажженный фонарь. Мужчина улыбается.

МУЖЧИНА. Люди есть, хорошо! Я искать свои Виктор, мы с ним вечером делать пых-пых, дружить с ним! Россия хорошо! Марсел… Давай дружить, товарищ!

МАЙК. Пых-пых, говоришь! Дружба? Виктор?! Спит он, вон глянь. Этот?!

МАРСЕЛ. Витя, тудух-тудух, пых-пых пора делать! Паровоз хорошо! Голландия, Петр царь, хорошо!

МАЙК. Давай я с тобой буду пых-пых, есть еще у тебя папироска, давай, угощай, друг! Водки хочешь, у нас есть! Проходи, присаживайся. Из самой Голландии приехал, умница! (Усаживает Марсела за стол, наливает ему водки.)

МИЛКА. Меня Милой зовут, я русская красавица. Возьмешь меня в жены?

ЛЮБА. Милка, не успел мужик водки выпить, а ты его уже в оборот взяла!

МАРСЕЛ. Муж и жена один сатана, хорошо!

РАДИК. Смотри, иностранец, а поговорки наши знает.

МАЙК. Друг, дай папироску, я покурю, пока вы пьете тут.

Марсел улыбается, протягивает Майку портсигар. Майк открывает его, долго нюхает содержимое, закуривает.

ПЕТРОВИЧ. Ты мужика с лопатой в лесу не видел?

МАРСЕЛ. Гоша. Мы с ним днем делать пых-пых, хорошо! Он рассказывать за жизнь, я слушать. Балалайка, перестройка, Горбачев! Ленин, партия, комсомол!

МИЛКА. Че мелешь-то? Мелет он, понимает будто чего! Пей давай, я тебя научу, как это делается. Выдыхаешь воздух и залпом до дна!

СОКОЛОВА. А вы давно здесь, Марсел, вы можете что-нибудь интересное о дыре рассказать? У нас камера есть, мы кино делаем…

МИЛКА. Ирка, уймись. Дай выпить с живым иностранцем. Марсел, че смотришь, пей давай!

Пьют, едят, закусывают.

РАДИК. Надолго в наши края? В Дыре нашей были уже?

МАЙК (затягивается). Вот это вещь! Вот это пых-пых!

ПЕТРОВИЧ. Я пойду до дому схожу, коза не кормлена. Вы тут гостя сильно не спаивайте, слышишь, Мила!

ЛЮБА. Я контролирую ситуацию, все в ажуре, не боись, Петрович.

Петрович уходит. Майк садится рядом с Марселом, передает ему папиросу.

МИЛКА. У вас там красивые женщины?

МАРСЕЛ. Ты очень хорошо! У нас нет там женщины не хорошо!

СОКОЛОВА. А что вы в России делаете? Вы путешественник?

ЛЮБА. Ну не видишь, с рюкзаком он, конечно турист.

СОКОЛОВА. У меня чисто профессиональный интерес, можете не переживать, не отобью мужика у вашей подруги!

МАЙК. Ирка, не заводись, на вот, попробуй. (Подает папиросу.) Реальная вещь!

Соколова затягивается, кашляет, затягивается еще и еще.

МАРСЕЛ. Хорошо делать пых-пых. Паровоз хорошо?!
МАЙК. Она не в теме, друг. Потом сделаем паровоз… Ты не молчи, говори, ты прикольный такой…

МИЛКА. Э, вы чего там друг с другом?! Марсел, ну ты чего, в жены меня не передумал брать? Я готовлю вкусно, и вообще я того, ласковая. Чего я несу, мама дорогая. Радик, не спи, наливай. Ирка, толкни Радика, чего он спит, пусть дело свое делает!

Соколова смеется, толкает Радика, тот не реагирует. Ирка берет бутылку, разливает водку. Смотрит на Майка, смеется. Майк смеется в ответ. Глядя на них, начинает смеяться Марсел. Люба и Милка хохочут за компанию. Всеобщая истерия.

На улице кто-то бьет в рельс. Молчание.

6.

В клубе все те же. Проснулись Виктор Кузьмич с Дусей. Все молча сидят за столом, смотрят на мужчину лет 40, который говорит в камеру. Майк снимает.

МУЖЧИНА. Короче, я все сопоставил и понял… Алешенька может быть только тут, в Черной, рядом с Дырой. Ему не выжить без ее энергий. Я стал приезжать сюда с разными группами, следил за Петровичем. Радик время от времени давал мне информацию о походах Петровича в Дыру. Я следил за ним. Он приходил в определенное место, оставлял Алешеньку, над этим местом возникал купол, и Петрович уходил. Дыра охраняет своих, и карлика просто так не взять. Сегодня все случилось как надо, Петрович весь день был с вами, я сделал вид, что ушел в Дыру, потом якобы ходил за лопатой. Короче, я его нашел. Он все это время жил у Петровича дома. Я сделал кучу детальных фотоснимков, заснял его на видео, взял анализ крови, или что у него там вместо нее, оставалось сделать пункцию. Я не знал, что он умрет от этого. Я просто делал свою работу. Мне давно выплатили аванс, и я потратил эти деньги. Больше мне нечего добавить.

МИЛКА. Радик, ты все знал? Ты шпионил за нами? Ну, ты и урод, Радик. Петрович же от бандюков тебя спас.

ВИКТОР КУЗЬМИЧ. Коля, где он сейчас?

КОЛЯ. Кто? Алешенька где и лежал, в кроватке, у Петровича за шкафом.

ДУСЯ. Человек только в теле рождается в роддоме, а душа его лежит где-то на воде, дух же сидит где-то на камешке…

СОКОЛОВА. Да заткнись ты…

ВИКТОР КУЗЬМИЧ. Машина на ходу у тебя, может, в больницу его надо?

КОЛЯ. Он умер, холодный, и зрачки на свет не реагируют…

ЛЮБА. Может, это мой? Может, Миша мне его оставил?! Откуда он? Что ты про него знаешь?!

КОЛЯ. Пять лет назад одна женщина дежурила ночью на железнодорожном переезде. Заснула, во сне услышала голос, который приказал ей немедленно пойти на кладбище. Там в ста метрах от переезда старое кладбище. Она собралась и пошла. Как шла, она не помнила. У одной могилы лежал уродец. Примерно через месяц после того случая к ней в гости пришла сноха. Женщина сказала ей, что у нее Алешенька маленький живет. Пригласила в другую комнату и показала. Со слов снохи, это существо ростом сантиметров сорок, с огромным лбом, без нижней челюсти. Большие, белые и как будто жидкие глаза. Когда он голову на затылок кладет, глаза как бы внутрь проваливаются. Ушей нет. Тело полное и, можно сказать, прозрачно-матовое, как белый экран включенного телевизора. Половых органов нет, нет даже пупка. Руки и ноги совсем не похожи на человеческие, а вместо пальцев длиннющие когти. Кормила она его сгущенным молоком. Кроме этого Алешенька ничего не ест, ест только в отсутствие кого-либо. Потом у женщины, которая нашла Алешеньку, случилось буйное помешательство. Врачи едва ее изловили на улице и отправили в психбольницу. Женщина твердила врачам, чтобы ее отпустили, так как дома у нее маленький сын и его надо кормить. Врачи сообщили милиции, те проверили и нашли пустую картонную коробку с подобием матраса, одеяла и подушки.

СОКОЛОВА. Я же читала про это, даже собиралась свое расследование проводить. Помнишь, Майк?!

МАРСЕЛ. Надо ходить смотреть Алешенька, делать фото тела! Это хорошо!

МИЛКА. Дурак ты, иностранец. Не пойду я за тебя.

ЛЮБА. Милка, может, это мой, пойдем, поглядим, ну прошу тебя…

ВИКТОР КУЗЬМИЧ. Если идти, то идти всем… Не надо ходить… (Подошел к столу, налил водки, выпил.)

ДУСЯ. Череп оживет, произнесет, усмирится. Мертвые воскреснут, расскажут, растворятся. Виктор Кузьмич, Витенька, прошу тебя, забери меня с собой отсюда. Я не могу больше, пожалуйста. Хочешь, я на колени перед тобой встану?!

Кто-то захлопнул входную дверь, стучит в окно. Все уставились в окна. Майк пытается снимать на камеру. За окном стоит Петрович, на руках, как ребенка, держит сверток. Льет дождь, сверкают молнии.

ПЕТРОВИЧ. Я вас запер, чтобы за нами не пошли. Утром бабы откроют. Мы с Алешенькой уходим, искать не надо. Дыра скоро закроется, так нужно. Пусть Радик подойдет к окошку. (Народ расступается, Радик прильнул лбом к стеклу.) Радик, не вини себя, все уже случилось. Я на столе оставил для тебя свои дневники, может, пригодятся для твоей книги. Напиши ее обязательно, я верю в тебя, не подведи! Прощай. Виктор Кузьмич, через пару месяцев тут можно будет строить, народ еще лет пять будет сюда ездить! Так что давайте! Позаботьтесь о Дусе, она пропадет без вас. Люба, Мила, спасибо, что были рядом, целую вас! Прощайте! (Смотрит в небо.) Там все равно что-то есть, должно быть!

Петрович уходит в темноту. Молчание.

ВИКТОР ПЕТРОВИЧ (набирает номер на сотовом). Алло, господин губернатор. Я прошу вас освободить меня от занимаемой должности. Да, я знаю, который час. Нет, я не пьян. Утром мы не поговорим. Я прекрасно понимаю, что будет дальше! Он умер, понимаете? Прощайте… (Отключает телефон.)

Молчание. Долго и нудно звонит мобильный. Виктор Петрович отключает его. Яркая вспышка молнии, единственная лампа погасла. Темнота. Марсел светит зажигалкой. Майк включил фонарь на камере, сначала хаотично, потом поочередно выхватывает из темноты лица людей. Светит в ночь, пытается что-нибудь разглядеть, без толку. Шумит ливень. Немытые стекла в свете фонаря святятся грязно-серым, от этого все вокруг становится каким-то потусторонним и жутким.

Конец.