18+ Содержит ненормативную лексику

Владимир Зуев

ХРОНОТОП

(цикл стихотворений)

***
между рам засохшая стрекоза
своей смертью хочет мне показать
то, что осень раненых приберет,
завершая год.

между мной и рамой со стрекозой
постсоветский кухонный мезозой —
холодильник «ЗИЛ» и приемник «Дар»
и «за жизнь» базар.

между тем, нетленностью стрекозы,
удивленный я, заявляю З.Ы.:
Бог найдет где нас хоронить — хранить,
продолжаем жить.

между нами, не сосчитать стрекоз,
кто тащился к небу и не донес
что-то важное, нужное лишь ему.
я потом пойму.

***
Всё повторится,
в России всегда повторяется всё.
Нужно проститься
или простить пришедшие времена,
пришлые лица,
которые ветер на нас несёт.
Всё повторится,
скажи же, моя страна…

Не отвечаем…
Тут можно «ответить» за разговор
в кухне за чаем
в бараке с чифиром — да всё равно…
«Время мельчает», —
устало процедит законный вор.
Не отвечаем —
играем в «Чапая» и домино.

После хороним,
возможно, женим, возможно, ждём
кадры из хроник,
кде наши дети еще в живых.
Белые кони
во белом поле погожим днём
«Мы их догоним», —
кричат нам дети. Мы верим в них…

Всё повторится,
если простить пришедшие времена
или проститься,
и ждать, что ветер нам принесет
свежие лица.
Скажи, так будет, моя страна?
Всё повторится,
В России всегда повторяется всё.

***
Смолкните! Хочется тишины.
Неугомонные говоруны
всюду на все голоса пиздят.
Слово как сор, как наркотик, яд,
как мастурбация напоказ.
Так повторяется каждый раз —
стоит достойному умереть.
Смерть — только повод. Ты слышишь, смерть?
Лишь инфоповодом стала ты…
Питер бандитский развел мосты,
Бог забирает его к себе.
Прошлое трещинкой на губе
пусть остается, как память, дань.
Жизнь — живодерская филигрань…

Бог, усади его в первый ряд,
чтобы не слышал, что тут говорят.

***
По пути на небо —
Долгий путь под землю.
Хлеба, зрелищ! Хлеба…
Внемлю, внемлю, внемлю…
Жажду, жажду, жажду,
Пью пустую жижу.
Боже, я не каждый —
Я пределы вижу.
Не земные, выше,
Там, где ты усталый.
Пусть за мной запишет
Секретарь беспалый
В душном кабинете
Ангельской приемной,
Что Ты есть на свете
Том… Дыре оконной
Поклоняться полно…
Скрип да скрип качели…
Засыпать не больно.
Мне метели пели,
Колыбель качали
Выше ели сизой.
С двух сторон медали
Ржавые карнизы,
Я удачлив не был…
Внемлю, внемлю, внемлю.
Долог путь на небо
Сквозь сырую землю.

***
Перепады температуры нынешнем ноябрем
Благословляются свыше — так закалялась сталь.
Наша проблема в том, что мы долго ждем
Между «запрячь» и «ехать». Лошадок жаль.
Да и себя. Себя, конечно: не пряник — плеть.
Сызмальства кнут да пряник, туда — сюда.
Что остается? Пить и, напившись, петь
Плачи-частушки-гимны. Огонь, вода —
Две основных стихии в нынешнем ноябре.
Между «земля» и «воздух» лежит нетронутой целина.
Господи, мерзнут руки, хочу согреть…
Это моя эпоха, моя страна?
Ты подскажи, пожалуйста, я приму как есть
Данность, страну, эпоху и иже с ней.
Нынешним ноябрем, то есть утром, здесь
Я постигаю смыслы своих корней.

***
Нашёл четыре чужих ключа,
Светлый и тёмных три.
Чья вы потеря и тайна чья?
Двери вовне, внутри?
Шествую сонно в шестом часу
Девятого декабря…
Воя, к рассвету ветра несут
Жертву. И жертва зря
Будет сегодня принесена…
Ключ посветлевший чей?
Долго, как долго на мне вина
Будет тузом виней?
Сердце саднит, скоротечен сон,
Падают в снег ключи…
И бесконечность со всех сторон
Мне о себе кричит.

***
Хочешь, сыграем в четыре руки.
Нет, почитаем на голоса
Нашего будущего куски,
Явки, пароли и адреса.
Вечер. Сгущается темнота.
Мы закрываем глаза, главу.
Книги кладем на свои места,
Мы постигаем глагол «живу»,
Лежа на палубе… Раз, два, три…
Пятиэтажного корабля.
Слышишь, как море шумит внутри…
Страх опускается до нуля
Если в четыре играть руки,
Или рассказывать на голоса
Явки, пароли и адреса —
Нашего будущего куски.

***
Сами себе зашивали рты:
Готовились загодя к немоте
И к неизбежности пустоты —
Мы, попривыкшие к пустоте.
Те или эти — не соль, не суть,
Свой своему — поневоле брат.
Слышишь, предать меня не забудь —
Это всего лишь такой обряд.
Это всего лишь простой донос,
Оговорился, прости, — отчёт.
Как-то я, видимо, к вам прирос,
Люди мои. Завершая год,
Хочется, чтобы зашили рты
Мы и другие, кто против нас.
Я ощущаю не детский стыд,
Чувствую, что не в последний раз…

***
Не жалей своего живота,
Не пронеси мимо рта,
Чашу испей до дна —
В чаше вино. Вина
Бродит в твоей крови.
Жизни, живой, живи,
Жив… Живодер, живот…
Жизнь разевает рот,
Чтобы урвать успеть…
Смерть, наступает смерть…
Сытость, сонливость… Стоп!
Ёбаный хронотоп
Лезет из всех щелей.
Висельник, веселей
В будущее гляди.
Сколько там впреди
Блядства и озорства.
Мама была права:
На ночь читала мне
Горького М. «На дне»,
Чтобы я привыкал
К балу, и грянул бал,
Грянул и вновь грядёт,
Жизнь разевает рот,
Не пронеси мимо рта
И не жалей живота.

***
Не погуби, Отец.
Небо, не пригуби
Наш групповой пиздец,
Что в головах рябит.
Что это? Это что?
Нужно кому-то так?
Русский театр Арто
С пьесой «Виват, ГУЛАГ!»?
Не заигрались мы?
Не наигрались, нет?
Это пиздец в умы
Вжился за много лет?
Или вживили нам
Эту хуйню враги?
Нам ли не пополам…
Камень… Круги, круги…
И в головах рябит
Наш групповой пиздец.
Небо, не пригуби,
Не погуби, Отец.

***
Нет, не хочется о плохом.
Хочется маленький-маленький дом,
Домик, хижину, пусть шалаш,
Только свой, мой, вернее наш…
И камин, печь, очаг, огонь.
И в ладони её ладонь.
Слушать волны, ветра, века,
Только чтобы в руке рука.
Время, словно с доски, сотрёт
Нашу память. Плохое — йод,
Испарится и по нулям —
Мы как дети. И ближе к нам
Будут звезды и мотыльки.
Только не отнимай руки,
Счастье — здесь, не тогда, потом.
Мне не хочется о плохом.

***
Растворяется и остывает день —
Так бывает со мной тридцать девять зим.
Я, упавший — не тенью, не на плетень,
Представляю собой театральный грим,
Маску, массу не нетто, совсем не то,
Как казалось когда-то, другой зимой.
Подари мне на вырост свое пальто,
Бородатый прохожий с большой сумой.
Ты, похожий на Бога, в краю глухом,
Здесь, куда ни посмотришь, снега, снега,
Серый лед, и ты на нем босиком,
И закат — вольфрамовая дуга.
Я не видел Бога, но ты похож…
Узнаешь меня? Я отбросил грим.
Я зимой особенно тонкокож —
Так бывает со мной тридцать девять зим.

***
Январь. Шестое.
Снег. Мир, готовый к Рождеству.
И ночь, и двое
Друг друга обретут к утру
В каком-то качестве ином —
Рассвет рассудит.
Луна качает старый дом,
И будь что будет.
Мети, мети, мети, метель,
Латай изъяны.
Пусть день срывается с петель,
Святой и странный,
На мир, готовый к Рождеству,
В январь, шестое, —
В котором тянутся к утру
Уснувших двое.

***
Глядя в ночь наступившего Старого Нового года,
Думаю о хорошем, плохое подумал прежде —
Это кровь, это крепкая память рода
Насаждает надежду. На кой это всё надежде?

Нет, не верю, мне хочется прагматизма
В жизни этой, имеющей срок и тело.
Смерть — смещение. Смерть — многогранник, призма,
Спектр, последнее в жизни дело…

Это кровь, весь мой род говорит об этом,
Страх и слезы впитались особо прочно.
Ночь, вокзал, я пустым билетом
Тычу в нос проводницы: «Мне нужно уехать срочно…»

Безнадежно, я знал это, помнил прежде —
Это кровь, это крепкая память рода
Насаждает надежду. Зачем уезжать надежде,
Глядя в ночь наступившего Старого Нового года?

***
Если ты не боишься,
Встречаемся в полночь.
Нужно взять нож —
Резать старые связи.
Если боишься, тем более.
Страх тебе в помощь.
Только без сентиментов,
Иначе увязнем
В прошлом, и в настоящем,
И в будущем тоже.
Нож у отца под подушкой —
Под облаком сизым.
Чавкает небо —
И звуки морозом по коже.
Мы улетаем,
Нам вторником выданы визы.
Так что не бойся, смелее,
Обрежь пуповину.
Нужно скорее,
Предметы изменятся вскоре.
Я буду рядом,
Я вечно тебя не покину,
Если ты не побоишься
Взять точку опоры.

***

Все хорошо, исключая нехватку чая
Черного с белым сахаром, серым хлебом.
Я недостатка в чувствах не замечаю
Здесь, под январским, но предвесенним небом.

Перехожу на воду — со снегом талым
Будет сродниться проще, весна все спишет.
Мысли мои — матрешки, мои менялы,
Можно кричать о главном чуть-чуть потише?

Слава Тебе, услышан… Теперь свободен,
Пусто внутри и тихо, чернеют строки.
И до весны немного осталось вроде,
Люди весной не массово одиноки.

Здесь, под январским, но предвесенним небом,
Все хорошо, исключая нехватку чая.
В ночь выхожу за счастьем, почти за хлебом,
И недостатка в чувствах не замечаю.

***

И конец января
В феврале говорят
Будет все хорошо
Мой сосед Ашот
Верит говорунам
Он транслирует нам
Курсы доллара и
Тише перекури
Обрусевший Ашот
Небо наоборот
Если вниз головой
Посмотри дорогой
Дом тормашками вниз
Голубь держит карниз
Чтобы тот не упал
Чемодан и вокзал
Над ботинком юнца
Что заветы отца
Не учил наизусть
Европейская грусть
В этих серых глазах
В каждой музыке Бах
Свой у каждого Бог
И перрон и порог
Так у нас говорят
Но наверное зря
Первый месяц прошёл
Будет всё хорошо

***

Всё сходится — предчувствия, приметы,
Предательство потухшей сигареты,
«Помеха справа» по дороге к ней,
Снотворный свет неоновых огней.
Лёд, лифт и лестница — лиловый лабиринт,
Побелка потолка, быдлячий принт
На стенах крашеных и дермантин двери,
Открой мне дверь, скорее… Говори
Со мной, в меня, пусть проникает звук
В пустые полости, пусть падает из рук
Билет, где суммы чисел не равны…
О, дивный мир, заложник кривизны
Зеркал, зрачков, запретов и забрал,
Я до конца любовь не разменял.
И мы с тобой никак не анонимы…
Пусты предчувствия, приметы подчинимы.

***
Бог, каждый день собираюсь тебе написать.
Нет, я пишу на обоях, как в черновик.
Бог, ты знаешь, тебе ли меня не знать,
я – всего лишь отрывки прочитанных мною книг,
Частью понятых, частью не то чтобы…
Нет, не это, Господь – я пишу тебе сорок зим.
Чую время, что скоро остудит любые лбы,
мы умрём в него, сдохнем и победим
лишь себя самих, я – самого себя.
Это страшно, наверное, – заживо умереть?
Скоро. Скоро нам архангелы протрубят.
Ты посмотришь. Хотя, для чего смотреть?
Ты же видел всё это пятьсот миллионов раз.
Видел, слышал, читал, написал, забыл…
Я сегодня подумал, что солнце – как Божий глаз,
смотрит вниз из каких-то последних сил.
Переклею обои и сразу на чистовик
напишу о своём, боль от боли… Тебе ли меня не знать…
Напишу о таком, что нельзя почерпнуть из книг…
Бог, прости, каждый день обещаю тебе написать.

***
Вой, но выкладывай слово «вечность», Кай, —
Это твой смысл и спасение, привыкай
К слову и к состоянию глыбы льда.
Вечность, малыш, не кончится никогда.

Кай, нет ничего надежнее пустоты. Ты
Лишь на четверть прежний, успел остыть.
Сердце ещё не успело обледенеть…
Сердце живое — тогда ты живой на треть.

Мой, но приёмный, красивый и дерзкий сын,
Неуязвимость возможна, когда ты совсем один.
Нет ни любви, ни жалости… есть печаль —
Вечность, в которой нам никого не жаль.

Кай, принимай как данность холодный лёд.
Видимый мир замерзнет, и боль пройдёт.
Герда тебя забыла — и ты забудь.
Чувствуешь, как твоя холодеет грудь?

Вот оно, состояние глыбы льда.
Вечность, малыш, не кончится никогда…

октябрь 2014 – январь 2015